Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
Париж - место последнего отдыха славного командарма Повстанческой армии Нестора Махно. Здесь он провел последние девять лет своей жизни, о которых сегодня мало известно.
В августе 1921 года Махно во главе небольшого отряда из 77 бойцов с боями оторвался от преследующей его красной конницы, и ушел в Румынию. Здесь его разоружили и интернировали (советская власть применила все дипломатические возможности, чтобы заставить румынов выдать Нестора). Жизнь существенно подкосила его здоровье: десять лет тюрьмы, одиннадцать покушений, тринадцать рубленых и огнестрельных ран, контузия и перебитая нога, давали о себе знать. Но Батька не сдавался. У него появился новый грандиозный замысел — поднять восстание в соседней Галичине против Польши, которая ее оккупировала, а после победы бросить войска на освобождение от большевиков Украины. Румыны организуют Нестору Ивановичу побег, и он оказывается в Западной Украине.
Но, этим замыслам было не суждено осуществиться. Польское правительство узнало о намерениях Батьки. 2 августа 1922 года он был арестован армейской разведкой — дефензивой, и брошен в тюрьму Мокотов, где в свое время отбывал наказание Феликс Дзержинский. В заключение у Махно возобновилась чахотка. Здесь же летом родилась дочь, которую назвали Еленой.
Арест и выдвинутое ему обвинения в «государственной измене» вызывали возмущение у единомышленников-анархистов по всему миру. Болгарские анархисты пригрозили взорвать все посольства Польши, если Нестор Иванович не будет освобожден, патриарх французского социализма Севастиан Фор поднял кампанию за освобождение Батьки во Франции, Рудольф Рокер, Эмма Гольдман и Александр Беркман в Германии, Казимир Теслар в Польше...
Поддавшись международному давлению, 27 ноября 1923 года поляки выпускают Н. Махно под надзор полиции. Ему разрешают поселиться в Данциге (теперь Гданьск), который имел статус свободного города, пока не решится дело с его гражданством. Но здесь Махно поджидала новая ловушка.
Разведывательное управление ГПУ во главе с председателем польской секции Коминтерна Уншлихтом разработало спецоперацию с целью схватить Махно живым и доставить в Москву, где Батьку ожидал показательный судебный процесс и холодная пуля в затылок. Чекисты выследили и схватили Нестора и даже пытались вывезти его в посольство СССР в Берлине. Но по дороге Махно вырвался из лап ЧЕКА: на ходу выпрыгнул из машины, которая его перевозила, и сдался немецкой полиции.
У немцев также нашлись претензии к Махно - за погромы немецких колонистов в Украине. Опять камера, но в этот раз в берлинской тюрьме с еще более строгим режимом. С ноября 1924 по апрель 1925 года Махно напрасно ждал легализации в Германии, пережил тяжелую голодную зиму и, плюнув на все, нелегально перешел границу с Францией. Он переезжает в Париж, где в то время уже находились его жена Галина с дочерью Еленой.
Под фамилией Михненко он поселяется сначала у русских друзей в Сен-Клу, затем два месяца живет у Жоржа Фрике в Роменвиле, пока французский анархист Фукс не нашел им небольшую бедно меблированную квартиру в доме под № 18 на улице Жарри в пригородном квартале Венсент вблизи Венсентского леса, куда семья Махно переехала 21 июня 1926 года. Здесь же он получил первую работу — помощника мастера в литейном цехе, расположенном в доме под № 6 на той же улице Жарри.
Судя по тому, каким Н. Махно встретил в Париже писатель Л. Никулин, вряд ли можно верить о якобы огромных состояниях атамана: «...все на нем выглядело, как на запущенном в Париже белом эмигранте: серый выцветший костюм-тройка, вишнево-красный галстук, пальто-дождевик с затертым воротником и помятая фетровая шляпа. Он был подстрижен под «ежик». Глубокий шрам разрезал лицо справа ото рта до уха. Немного хромал, часто с осторожностью оглядывался вокруг. Говорил нараспев. Так же, как и в 1923 году, мечтал вернуться на Родину».
Во Франции материальное положение семьи Махно действительно было очень тяжелым. Это чрезвычайно угнетало, особенно если вспомнить, что жила семья Нестора Ивановича в очень зажиточном, перенасыщенном деньгами Париже! Кроме написания ряда статей для анархистских эмигрантских журналов и мемуаров, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, Нестору приходилось подрабатывать то в типографии, то плотником на одной из киностудий, и даже токарем на заводе «Рено». Ему помогал Фонд поддержки Махно, основанный любовницей П. Кропоткина, профессором Сорбонского, университета Марией Корн-Гольдемит.
Будущая секретарь-машинистка Н. Махно Ида Метт, встретив Нестора осенью 1925, вспоминает о нем такими словами: «Впечатление на меня он произвел совсем противоположное образу, созданному в моем воображении: он был небольшого роста, худого телосложения, мимо которого можно было пройти, не обратив никакого внимания».
Нестор был романтической натурой. Как-то в разговоре с Идой Метт Махно рассказал о своей неисполнимой мечте: «...молодой Михненко возвращается в родное Гуляй-Поле, берется за плуг, ведет размеренную спокойную жизнь, женится. У него есть красивый конь с хорошей сбруей. Под вечер возвращается с женой с ярмарки, куда они ездили продавать свой урожай. Теперь везут подарки, купленные в городе... Он был настолько захвачен рассказом, что совсем забыл, что находится не в Гуляй-Поле, а в Париже, что не было у него ни земли, ни дома, ни молодой жены».
В действительности с супружеской жизнью также не клеилось - жена Галина Кузьменко трудно работала то домохозяйкой, то поварихой, то на обувной фабрике, упрекала Махно своим положением, наверное, считала себя достойной другой судьбы. Для нее Махно превратился из грозного атамана в обычного мужика-неудачника, который никак не мог порвать со своим прошлым.
Они становились все больше чужими друг другу морально, а может, и физически. В действительности в эти годы он фактически уже не жил с женой, точнее — снова не жил, потому что они несколько раз сходились и опять расходились. Ида Метт, которая много общалась и работала с Махно, в своих воспоминаниях детально описывает непростые отношения Махно с женой.
На протяжении 1926-1927 г Галина Кузьменко подавала ходатайство в советское посольство, чтобы ей позволили вернуться в Россию, но Москва отклоняла ее просьбы. В конце концов, жена не выдержала и ушла от Махно к его старому другу — анархисту В. Волину (Эйхенбауму). Измена друга, с которым Нестор Иванович вместе сидел в царской тюрьме, была для Махно тяжелым ударом. С горя он подружился с бывшим врагом — белогвардейским офицером Карабанем, вместе с которым они топили горе чужбины в рюмке.
Со смертью Марии Корн-Гольдемит фонд помощи Махно исчерпался, и Батька совсем опустился. Его жизнь была нищей — без семьи, без работы, в чужой стране, даже языка, которого он не знал и даже больше, — принципиально не хотел учить. В разговорах он категорически утверждал, что выучит французский лишь после того, как «жабоеды» выучат «родной язык».
Главной причиной лишений было плохое здоровье: Махно докучали хронические болезни, поэтому физически работать он не мог. Имел такую тяжелую форму туберкулеза, что семья была вынуждена переехать на другую квартиру. Боевые раны тоже не давали покоя: обломки разрывной пули «дум-дум» застряли в кости правой ноги, рана постоянно гноилась, он невероятно страдал, не мог стоять, а во время ходьбы очень хромал.
В 1928 году Батьке сделали операцию, но она была неудачной, и только упрямство спасло его от ампутации. Да и в такой ситуации он был преданный светлой идее анархии — идее свободной Личности, не подавленной государством. В 1925 году вместе с теоретиком анархизма Петром Аршиновым Махно реализовывает их давний замысел, родившийся еще во время заключения в Бутырской тюрьме, — учреждает русскоязычный теоретический анархо-коммунистический журнал «Дело труда». Издавали его на пожертвования и собственные средства — сами недоедали, но выкраивали копейки на нужное дело.
Несмотря на тяжелые муки, в течение 1926-1929 годов почти в каждом номере Махно публикует свои статьи, некоторые из них выходят на французском на страницах газеты «Лэ Либертер». Писал Махно и для анархистского журнала «Пробуждение», который выходил в США.
Один зажиточный анархист-нелегал обязался выплачивать Нестору небольшую пенсию, чтобы тот написал свои мемуары. Нестор приступил к работе, и в 1927 году появился первый том. В 1929 году он закончил два следующих тома, но из-за нехватки денег они увидели свет только после смерти автора.
Вскоре еще один тяжелый удар — П. Аршинов не выдержал бедности эмиграции и под гарантии своего бывшего сокамерника С. Орджоникидзе покаялся перед советской властью и попросил разрешению вернуться на Родину. Ему не отказали... Чтобы через три года расстрелять.
Учитывая нищее существование Махно, французские товарищи в1929 начали сбор средств в поддержку революционера. Но этой инициативы хватило всего на год. И опять гнетущее одинокое полуголодное существование в доме № 146 по улице Дидро в Венсенне. В 1931 году испанские анархисты звали его возглавить партизанскую войну на севере Испании. Но Батька уже не мог – тяжело болел.
Об этом, наверное, самом тяжелом периоде в жизни Нестора рассказывает еще один современник: «...я увидел Батьку в его грязной, заплеванной конуре... Трудно представить себе более жалкого человека: маленького роста, худой, с взъерошенными длинными волосами, гнилыми зубами и непрерывным кашлем... С грустью он рассказал, что после длительных поисков работы он, наконец-то устроился оформителем на киностудию, но там не оценили его художественных талантов и он был вынужден зарабатывать на жизнь плетением лаптей, которые французы называли «домашними тапочками из соломы». — Нет денег... Были бы деньги, мы бы такое заварили! — жаловался Батька. — Меня испанцы зовут, анархисты, восстание у них сделать, а у меня денег нет, чтобы приехать Барселону!»
Но что там, на билет — некоторые письма Махно так и остались не отправленными, потому что Батька не имел денег даже на почтовую марку! Часто от помощи он отказывался — гордость не позволяла. Однако и в это время Махно не оставался в стороне от борьбы. В феврале 1934 в Париже произошла забастовка, которая переросла в восстание против буржуазного режима.
На площадь Конкорд потянулись ветераны Первой мировой с орденами на груди. Они прорвали оцепление полиции и двинулись к президентскому дворцу. Власть приказала стрелять в восставших. Улицы превратились в поле боя... 12 февраля профсоюзы Франции объявили общую забастовку. В первых рядах анархистов Парижа под лозунгом «Свобода или Смерть!» шел Нестор Махно. Это был его последнее публичное выступление.
Из-за хронического недоедания его догрызал туберкулез. 16 марта 1934 г Махно был госпитализирован в туберкулезный корпус больницы Тенон. В июне Батьку оперировали, но было поздно. В ночь с 24 на 25 июля он заснул вечным сном.
Кладбище Перьев Ляшез расположено в двадцатом округе французской столицы. Добраться до него легко с любого места Парижа, проехав подземкой до одноименной станции метро. Здесь покоится много выдающихся личностей: композитор Фредерик Шопен, писатели Оноре де Бальзак, Альфред де Мюссе, археолог, первооткрыватель Трои Жан-Франсуа Шампольон, художник Эжен Делакруа, маршал кавалерии наполеоновской армии Йоахим Мюрат, звезда кино Ив Монтан, рок-звезда Джими Моррисон и много других.
После смерти Батьку Махно кремировали. Земля на кладбище стоит недешево, а семья и соратники-анархисты не имели возможности платить аренду. Поэтому и похоронили в стене колумбария — под номером 6686, рядом с могилами восемнадцати парижских коммунаров. В путеводителе о нем ни слова. А может когда-то вернут прах Батьки Махно на Родину – в Гуляй-Поле?..
Автор: Igkremen
Комментариев нет:
Отправить комментарий